А ВОТ И ЖЕМЧУЖИНА, БЕЛАЯ И БЕЗЗАБОТНАЯ, ПРИВЫКШАЯ К ЛАСКЕ ТЕПЛОЙ МОРСКОЙ ВОЛНЫ

Плачь комариный под вечер,
Тихо вздыхает ковыль.
В путь по тропинке на встречу:
Поле поплыло, да пыль.

Грустно, дощатая дача,
Ветошь запущенных дней.
Как — то всё было иначе
В памяти детской моей.

Солнце. Плескал рукомойник
Струйки весёлой воды.
Что нам на завтрак сегодня?
Мамочка, яблоки-сны…


( Читать дальше )

БЕЛЫЙ ОСКОЛОК КИРПИЧА

1971 год. Кузьминки. Мне 7 лет, и в школу я пойду на будущий год.

По тем временам в Кузьминках кооперативные «высотки-девятиэтажки» были довольно престижными домами, стоящими в ряд вдоль Зеленодольской улицы, которая словно наша широкая река Проня плавно текла вдоль плотных зарослей сирени, густой зелени тополей и берез. Мои окна смотрели именно на эту улицу, по которой машины тогда почти не ездили, а важно шествовали лошади в упряжке из Кузьминского парка, звучно цокая копытами по асфальту. Ночами я иногда просыпалась от резкого звука гармони, и, глядя в темноту комнаты, внимательно прислушивалась к пьяным голосам дядек и тёток, орущих постоянно одну и ту же странную, непонятную мне пес-ню: «Ты, моя, ты моя, Сивая Калоша!». «Вряд ли они поют про калоши, которые надевают на валенки»: думала я, но кто такая – эта «сивая Как-лошадь» не знала, и представляла себе маленькую рыжую лошадку, скачущую как Сивка-Бурка из сказки по нашему огромному кукурузному полю за школой в посёлке.



( Читать дальше )

МЕДНЫЙ КОЛЧЕДАН. ЧЕМ-ТО ПОХОЖИЙ НА ЗОЛОТО, НО ТОЛЬКО ТУСКЛЫЙ, СЛОВНО СТРЕМЯЩИЙСЯ СЛИТЬСЯ С ПРОСТЫМ НАРОДОМ, ЖАЖДУЩИЙ В ТИГЕЛЬ

Испания, Испания
Прекрасная страна.
Наверное, в Испании
Есть дом, где я жила.
Мне пели серенады,
И ночью под луной
Мое шептали имя,
Зовя меня с собой.
Корнелло благородный
Слыл крестным короля.
Имел в Эгейском море,
В Наксии острова.
И я – его дочуркой
Единственной была.
Испания, Испания
Прекрасная страна.
Сеньоры, синьорины:
Вот дом где я жила.
Оливки, мандарины,
Чужие острова.
Пускай я Коронелли.
Я русская душой,
Но все же серенады
Поют лишь мне одной.

Папа Маноль часто вспоминает про свою маму, которую любил и очень уважал. Звали её Мария. Дома он вечно что-то делает: строгает или точит в своей мастерской, расположенной в тесном коридоре и громко рассказывает мне о ней на ломаном русском языке, немного щурясь от дыма папиросы с крепчайшей махоркой, прилипшей к ши-рокой нижней губе.
– Марррия, одна совсем, воспитывала шестерых мой сестра. Седь-мой, самым последним в семья я ррродился, и в нашей маленький городка меня называли Неньо так назовут всех малыша в Испании, пока они не начнут ходить в школа. Отец мой уехал на заработка в Америка, да так и пропал там. В четыре года мать посадила меня на лошадь, хлестнула что было сила кнута, и крикнула вслед: «Держись, Маноло!» Вот и держусь с той поры в седло», – смеётся отец, сверкая белоснежными крепкими зубами, как-то неестественно выделяющи-мися на смуглом морщинистом лице. Его черные глаза блестят дет-ским лукавством. Я обнимаю его за шею, вися на ней, ерошу кудря-вые, седые волосы, и спрашиваю: «А дальше что было? Пап, ну скажи, ты упал?»
– Нет, голубка, я же говорю, держусь. Вот так!
Он хватает меня и легко подбрасывает к потолку.



( Читать дальше )

КНИГА ТРЕТЬЯ
КАЛЕЙДОСКОП

Моему сыну Артёму

ЧАСЫ УЖЕ ПРОБИЛИ ДВЕНАДЦАТЬ, И ОПУСТОШЁННЫЕ БОКАЛЫ ВНОВЬ НАПОЛНИЛИСЬ ШАМПАНСКИМ. ВСЕМИ ЗАБЫТЫЙ КОТ КУЗЯ ПРЫГНУЛ НА ЁЛКУ. ХЛОПОК – РАЗБИЛАСЬ РАЗНОЦВЕТНАЯ ИГРУШКА. Я ВЗЯЛА ВЕНИК И СТАЛА СОБИРАТЬ ОСКОЛКИ. СТРАННО. ПОЧТИ КАЛЕЙДОСКОП ИЗ ДАЛЁКОГО ДЕТСТВА. ВОТ БЕЛЫЙ, ПРОЗРАЧНЫЙ ОСКОЛОК, СЛОВНО ОТ МОЛОЧНОЙ БУТЫЛКИ

Ранним летним утром 1964 года я проснулась и увидела огромного серого кота, серьёзно смотревшего на меня своими круглыми жёлты-ми глазами.
– Ты кто? – спросил он озабоченно. Хмуро и укоризненно пробормотал себе под нос: «Ух, толстая какая, значит, ест много».
Я ничего не могла ответить от ужаса и заорала. Кот обиделся и, гра-циозно спрыгнув с моей подушки, поспешил скрыться в прихожей, по-скольку на мой крик сбежалась куча народу: мама взволнованно оха-ла, ещё совсем слабая после тяжёлых родов, в смешной голубой ноч-ной сорочке; папа разглядывал меня, учащённо дыша, быстро-быстро хлопая своими длиннющими чёрными ресницами удивлённых карих глаз; даже баба Груша в ситцевом платочке и с палочкой, без помощи домочадцев, дошла из дальней комнаты, чтобы посмотреть на розо-вое чудо, улыбнулась мне и, подымая вверх скрюченный от тяжелой работы длинный указательный палец, мудро изрекла: «Валюша, мокрая, небось, девка-то».


( Читать дальше )